Леонид Западенко

Зритель любит детективные фильмы. Приятно смотреть фильм, заранее зная, чем он кончится. Вообще, лестно чувствовать себя умнее кинорежисера…

Итак, стояла темная ночь. Накрапывал дождь. Тускло светили редкие фонари – зачем освещать город, когда все равно темно? По обе стороны улицы молча высились дома-близнецы с черными провалами окон. Оставалось загадкой, как счастливые новоселы находят свой дом, тем более ничью. Но одинокий прохожий с портфелем в руках шагал уверенно. Было совершенно очевидно, что он знал, куда и на что идет! Около ворот одного из домов прохожий остановился и огляделся по сторонам. Глаза его, как водится, горели лихорадочным блеском. Он прижался к стене, стараясь остаться незамеченным. Это ему удалось. Он вошел во двор. Огромная тень скользнула по белой плоскости дома. Неизвестный подкрался к стоящему в самой глубине двора типовому гаражу и снова огляделся…

…услышав звук заведенного мотора, Филипп проснулся и, вскочив с кровати, побежал к раскрытому окну.

Из его собственного гаража выезжала его собственная "Волга"!

Угоняют машину! – беспомощно закричал Филипп. Как был, в одних трусах, он скатался вниз по лестнице и выбежал под дождь, машина приветливо подмигнула своему бывшему хозяину красным огоньком и скрылась…

Луч киноаппарата внезапно мигнул и погас. В зале зажегся свет.

Напряженная тишина кинозала взорвалась возмущенными криками:

«Сапожник! Кино давай!». Из кинобудки послышалось: «Спокойно. Пленка старая, часто рвется. Сейчас склею и будем крутить дальше…»

Зрители успокоились стали ждать. Наконец свет погас, и на экране появились титры…

Иннокентий Смоктуновский. Как я пробовался на роль Деточкина.

Браться за роль Деточкина было соблазнительно, но и непривычно до тревоги. Трагикомическая роль была для меня нова. После князя Мышкина, Куликова в "Девяти днях одного года" и "Гамлета" хотелось шагнуть в новую область, но вдруг не будешь смешон? Вдруг провал?

Раньше, работая в театре, я играл комедийных мальчишек, и это вроде недурно получалось. Но это был юмор представления, юмор эксцентрики движений и, в общем, каких-то актерских, да и режиссерских выдумок, "штучек-дрючек" - так у нас в актерском мире принято называть такое.

В кино же, и особенно в таком "странном" образе, как Деточкин, подобный юмор был просто невозможен. Он сказался бы худо не только на образе, но и на самой идее повести.А кроме того, сама фигура Деточкина в сценарном прочтении не только не находила во мне активного сочувствия, но показалась неправдоподобным вымыслом.

Где же это он брал такую уймищу свободного времени, счастливец? Он ведь не только работал в страховой конторе, но еще выслеживал жуликов, крал автомобили, ездил их продавать и так далее.

Его поступки представлялись мне явно спорными, настолько, что, прочтя повесть, я долго не понимал, как можно или, вернее, как должно воплощать этого чудака, чтобы кинематографическое изложение этого сюжета не носило характер анекдота, хорошо рассказанного, но все же анекдота.

Герой с такими-то поступками? Явно комикование. Пугала дурная жанровость. В кино, так же как и в жизни, то, что одних настораживает, пугает, - других радует и вдохновляет.

Этим "другим" у меня и был режиссер Эльдар Рязанов. Между нами частенько возникали такие диалоги:

Актёр: Но, позвольте, как же так, это же неправда...

Режиссёр: (он же и соавтор сценария). Не согласен, это прекрасно. Только вчера со мной был аналогичный случай...

Актёр: Ну, а этот эпизод? Это уж явное выдрючивание, выкаблучивание... Этакое "давайте посмешим".

Режиссёр: (тонко чувствующий природу смешного). Что ты! Это совсем не смешно. Это очень печально - плакать хочется...

Актёр: (наконец-то нашел смешной "кусочек" и хихикнул вслух). Вот разве только это место - действительно смешное.

Режиссёр: Его не будет, оно выброшено...

Короче говоря, сомнения одолевали меня. Но посомневаться по-человечески, как следует, мне не удавалось. Очень уж был силен напор со стороны съемочной группы. Телеграммы шли за телеграммой: "Выделите три дня приезда Москву кинопробы Деточкина тчк Рязанов".

Я не мог приехать, я снимался в фильме "На одной планете", и тогда съемочная группа во главе с Рязановым приехала в Ленинград.

В фильме "На одной планете" я душой и сердцем ушел в работу над образом В. И. Ленина. Создание этого образа требовало от меня большого напряжения сил (вместе с гримом мой рабочий день составлял тринадцать, а иногда и четырнадцать часов). Все мои помыслы были там, в работе.

Появление съемочной группы Рязанова в этот период в Ленинграде было крайне неуместным.

Я долго отказывался сниматься в кинопробе, ссылаясь на обычную человеческую усталость. Но этому никто не внял.

Их было семь человек, исключая режиссера, - два оператора, художник по костюмам, гример, ассистент оператора, ассистент режиссера и директор картины. Все они приехали в Ленинград, чтобы снять со мной кинопробу. Только за этим. Мне пришлось покориться.

Измученный, после трудоемких рабочих смен, я что-то играл на кинопробах фильма "Берегись автомобиля".

Ожидать чего-нибудь сносного от этого было, конечно, трудно. Тем не менее, Эльдар Александрович подбодрил меня, заявив, что наш поиск характера направлен именно туда - к сути.

Группа сняла пробы и уехала. И из Москвы посыпались бодрые звонки о необыкновенно удачных пробах и о том, что характер в основном уже найден и как хорошо, что это есть и что, имея это, можно, да и просто должно, двигаться дальше. Я в Ленинграде недоумевал...

А вскоре пошли больничные листы. Застопорилась работа над фильмом. Врачи просто и бесстрастно произносили непонятное слово "гипотония". Ощущение же вполне определенное, мерзкое - тяжелая голова, вялость и боль в висках от малейшего движения.В группе "На одной планете" наступил простой из-за моей болезни.

Я уехал за сто километров от Ленинграда, на дачу, чтобы прийти в себя, отдохнуть, подлечиться. Лили дожди. Кругом обложило.

... Была та самая погода, в которую хороший хозяин собаку свою на двор не выпускает. Одиннадцать километров проселочной дороги в сторону от шоссе превратили наш поселок - Горьковскую - в недосягаемый для обычного человека уголок.

Разумеется, это ни в малой степени не могло смутить того, кто сам стихия и бедствие.

И поэтому режиссер из Москвы прилетел самолетом в Ленинград. В аэропорту он сел в такси и "приплыл" в Горьковскую.

И все это в ответ на такую простую и понятную телеграмму: "Москва "Мосфильм" кинокартина "Берегись автомобиля" директору Е. Голынскому режиссеру Э. Рязанову. К сожалению, сниматься не могу. Врачи настаивают на длительном отдыхе, пожалуйста, сохраните желание работать вместе другом фильме будущем. Желаю успеха уважением Смоктуновский".

Не знаю, но, по-моему, в этой телеграмме довольно трудно вычитать "Дорогой, приезжай, прилетай, скучаю, жду, целую, Кеша".

И тем не менее ощущаю легкое прикосновение руки сына: "Папа, проснись, дядя приехал". Чувствовал я себя плохо. Я с трудом открыл глаза и онемел от ужаса.

Режиссер стоял в проеме двери, весь в черном, и с него текло. Он очень хорошо и просто-просто улыбался (это он решил сделать, еще "подплывая к даче"). А реальность своего появления и вообще бытия он усугубил фразочкой, и тоже простой-простой:

- Здравствуй, Кеша. - Так, должно быть, появлялись и обращались к народу святые.

- ??!! - Вопросительные, восклицательные и всякие другие удивительные знаки.

- Ну что ты уставился на меня? Вчера к нам в группу приехал Георгий Жженов и рассказал мне, как до тебя добраться...

И тут он вдруг сразу понял, что человеку, уставившемуся в одну точку тяжелым взглядом, не до визитов, не до шуток...

Приехал не режиссер, а обычный "Дед Мороз". И чем неожиданнее было появление его в столь неурочный час, тем щедрее сыпались "подарки".

Монолог "Деда Мороза":

- Будешь отдыхать ровно столько, сколько понадобится: месяц - месяц, полтора - полтора. Хочешь быть вместе с семьей - снимем дачу под Москвой - будь с семьей. Не хочешь сниматься в Москве, трудно тебе, врачи здесь у тебя - хорошо, будем снимать натуру здесь, в Ленинграде. Приезжали же мы сюда для твоих кинопроб, и, хотя это трудно - приедем сюда и для основных съемок. На съемках будет присутствовать врач, говори какой...

Вошла жена. Она поняла, зачем примчался этот нежданный визитер, и, накрывая на стол, недружелюбно молчала. Она хотела, чтобы я вылечился, отдохнул, а не снимался.

"Дед Мороз" продолжал сыпать из рога изобилия, все время разворачиваясь в ее сторону. Он чувствовал ее недоброжелательность.

- ...Прикрепим человека, который помогал бы вам по дому, - мало - двух... Вы напрасно машете, у нас есть возможности...

Сидя в центре комнаты на табурете, он завершил полный оборот и пошел на вторые 360 градусов.

В ответ на посулы, жена продолжала упрямо молчать. Режиссер несколько побледнел и адресовался только к ней. Он понял, у кого в нашей семье волевое начало.

- Облюбуем здесь, под Ленинградом, какое-нибудь шоссе и днем будем снимать, а вечером вместе будем приезжать и копаться в земле - это так отвлекает, правда?..

Жена то входила, то выходила.

Я поймал себя на том, что не столько слушаю, сколько смотрю на то, как ему неловко на табуретке, а вертящегося стула у нас на даче нет.

- У нас на даче, к сожалению, нет... - неожиданно высказал я свою мысль вслух, разбивая "маниловские" излияния режиссера.

- Чего нет, земли? Навезем! У нас будет три-четыре грузовые машины. Все в нашем распоряжении, а хотите - мы устроим на участке у вас субботник или лучше воскресник, а?

Жена, молча как-то вдруг скорбно прошла по комнате и ушла в кухню, прикрыв за собой дверь. Я остался один на один с ним. Из него била энергия, а у меня был бюллетень.

Режиссер развернулся ко мне:

- Слушай, Кеша... Вчера был худсовет, мы показывали пробы... Складывается очень удачный ансамбль... Следователя будет играть Олег Ефремов. Мать Деточкина согласилась сыграть Любовь Ивановна Добржанская. В фильме будут сниматься Анатолий Папанов, Евгений Евстигнеев, Ольга Аросева, Андрей Миронов, Георгий Жженов. У всех у них прекрасные пробы...

- А моя что? - не выдержали актерская самовлюбленность и эгоизм.

Твоя? - Прекрасная! Но что у тебя с буквой "р"? Ты начал слегка картавить. За этим тебе надо будет проследить. Слушай, тут произошел смешной случай. Наш администратор Алексей заметил, что ты картавишь, и после просмотра проб подошел ко мне и спрашивает: "А вы не боитесь, что Смоктуновский после Ленина сыграет жулика и воришку?" - "Ну, во-первых, Деточкин ни в коем случае не жулик и не воришка, а честный человек. А во-вторых, он ведь будет играть Деточкина в другом гриме", - отвечаю я. В твоей пробе получилось главное - честность, непосредственность, наивность.

И, кроме того, та странность, которая в этом персонаже необходима.

- В таком персонаже это основное, - согласился я.

- Кеша, ты должен согласиться. Пойми, я чувствую, я убежден, что с тобой может получиться очень хорошая картина.

- Не будь этого дурацкого пониженного давления, я бы не позволил тебе упрашивать меня, а я не знаю, как это долго продлится.

- Мы будем ждать. Мне это очень трудно организовать, ведь студия начнет давить, потому что у нее план. Но мы подождем.

- Да, но ты даешь мне совершенно определенный срок, - в конце августа надо начинать съемки...

- Если ты будешь в норме. Если же нет - ты понимаешь, что я не стану принуждать больного человека.

- Хорошо, буду здоров - приеду.

- Прекрасно. Пиши расписку.

- Какую еще расписку, Эльдар, мне худо, а ты - расписку.

- Ты пойми, после твоей телеграммы с отказом от работы дирекция студии уже не верит, что ты будешь сниматься. Кроме того, без подобной расписки мне никто не позволит перенести начало съемок на полтора месяца. Это чистая формальность. Вот бумага, карандаш, я прихватил все с собой. Пиши, знаю я вас, актеров, скажете, бумаги нет или карандаш сломался...

Голова у меня была тяжелая-тяжелая, не хотелось ни говорить, ни слушать, единственное желание - лечь и закрыть глаза. Я взял карандаш и написал: "Расписка".

- Нет, Кеша, так неудобно, - сказал Э. Рязанов. - Это же не денежный документ. Ты должен написать, что будешь сниматься у меня, но более интеллигентно.

Я покорно зачеркнул слово "Расписка" и сказал:

- Диктуй.

Вот что мне продиктовал режиссер Э. Рязанов:

"Директору творческого объединения товарищу Бицу И. Л.

Уважаемый Исаак Львович!

Через месяц я заканчиваю съемки "На одной планете" и какие-то еще необходимые досъемки по "Первому посетителю" - и я смогу быть в Вашем полном распоряжении.

Эльдар дает мне на "ремонт" месяц после окончания съемок. Так что с 25-26-27 августа мы сможем начать трудиться в Деточкине.

Желаю всего доброго, с уважением И. Смоктуновский".

Когда я писал расписку, в комнату вошла жена и бросила на меня презрительный взгляд.

Я оказался между двух огней, но отступать было некуда. Режиссер вскоре уехал. По понятным причинам я умолчу о том, какой разговор произошел между моей женой и мною.

Наконец кончились съемки в Ленинграде. Я стал себя чувствовать лучше, но не настолько, чтобы впрягаться в новую работу. Однако я дал обещание - путей к отступлению не было.

И вот я приехал в Москву для того, чтобы приступить от проб и разговоров к делу, действительно приехал в двадцатых числах августа.

Я был по-кинематографически восторженно встречен группой, настолько радушно, что это настораживало, и все время меня не покидало ощущение, что от меня чего-то ждут или что-то скрывают. Во всяком случае, должно произойти нечто такое, что поставило бы всех нас в нормальное рабочее и человеческое состояние.

Ничего не понимая, я робко заикнулся о том, что было бы недурно посмотреть те самые кинопробы.

И на это откликнулись не только с охотой, но это было сделано с каким-то повышенным энтузиазмом, и едва ли не вся группа отправилась вместе со мной (чего я уж совсем не ожидал, да и не хотел) в просмотровый зал.

Я люблю смотреть материал один. Я сел вдали от всех, чтобы точнее увидеть, что же мы тогда такое натворили, что привело группу во всеобщее ликование.

Рядом в кресло грузно опустился Э. Рязанов. Оказывается, его не было, его ждали. Он спешил, задыхался и сейчас глубоко переводил дыхание. Я был ему просто благодарен за доброе, уютное, человеческое сопение.

Начались пробы.

И... из огня да в полымя... Меня охватило чувство необыкновенного стыда. Стало жарко.

Я уже не очень видел, что происходит на экране. Мне только хотелось, чтобы подольше была темнота, чтобы как-то прийти в себя. На экране метался и говорил слова больной и ненормальный человек.

Дали свет. В зале было тихо. Рязанов смотрел вперед перед собой и явно ждал, чтобы заговорил первым я.

У всех было внутреннее "Ну??". Все ждали.

- Да-а! - Единственное, что можно было промычать мне в подобном положении. - Мне очень стыдно, ох как стыдно! Это ведь сфера клиники, а не кино, на экране тяжело больной человек. Такое же не показывают, такое лечат. Что же ты ничего не сказал мне об этом?

Краем глаза, а скорее, я просто почувствовал светлый вздох облегчения всех. И я понял, что это же самое уже давно беспокоило всех в съемочной группе.

- Мне хотелось, чтобы это тебя самого шибануло, - тихо сказал режиссер. - Мое замечание могло тебя обидеть, ощетинить, а так, видишь, как славно. Я рад, что ты это почувствовал, а главное, сказал.

- Очень стыдно, ох как стыдно...

- Спасибо тебе, и прости меня за этот жестокий экзамен. После того как ты воспринял свою кинопробу, можно спокойно приступать к работе. Я очень боялся, что тебе это понравится.

Я смотрел куда-то вбок, в стену, и у меня горели щеки.

Так началась моя работа над образом Деточкина.

Не сразу понял я, как надо играть в комедии, и только после того как были сняты первые эпизоды, роль начала получаться, складываться, вырисовываться.

Полная вера в предлагаемые обстоятельства, серьезность с той лишь долей внутренней эксцентрики, которую позволяет и диктует данная сцена, данный образ, - именно этого требовал от нас, актеров, наш режиссер.

Тонко чувствующий природу комедийного в простых и сложных взаимоотношениях людей, Эльдар Александрович всячески культивировал в нас чувство правды. Это чувство правды присутствовало во всем: и в монтаже фильма, и в подборе музыки, но главное - в подборе актеров.

Достаточно было взглянуть на список исполнителей, чтобы убедиться, что здесь был более глубокий подход, чем обычно бывает в комедийных фильмах. И в самом деле:

значительная и мудрая Любовь Добржанская,

всегда точный, мужественный и глубокий Олег Ефремов,

умный и тонкий Евгений Евстигнеев,

обаятельный и простой до хроникальности Георгий Жженов,

эксцентричный, дерзкий и легкий Андрей Миронов.

Анатолий Папанов.

Ольга Аросева.

За каждой фамилией - биография серьезного драматического актера, и все они были отобраны из удивительного количества актеров, знающих и чувствующих комедию.

Смелый эксперимент? Наверное, было и это в той мере, которую требует всякий творческий поиск, не больше, но основное - это точное знание того, что хотел режиссер. И это желание реализовалось в ощутимый и зримый результат.

Режиссер знал, что все свои творческие намерения он может выразить только через человека - актера. Актеры благодарно полюбили его как своего друга и доброго наставника.

Для самого Эльдара Рязанова эта работа во многом нова. Он сам это знал и говорил, что, пока он не найдет нужных ему актеров, начинать съемки не будет. И случай, когда актер, живущий в другом городе, не мог в силу занятости приехать на кинопробу и к нему выехал весь съемочный коллектив, красноречиво доказывает, что это были не только слова. Э. Рязанов точно знал, чего он хотел, он знал, чего он искал. Вспоминая свою работу над ролью Деточкина, я проникаюсь благодарностью к Рязанову за чувство ответственности и обязательности режиссера.

Леонид Западенко.  2010 год. г.Хмельницкий.

Подпишись.